1886 – 1929
Память – 15 декабря/28 декабря, 27 апреля/10 мая
в Соборе новомучеников и исповедников Российских –
воскресенье 25 января или ближайшее после 25 января
Святой Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился 13 сентября 1886 года в селе Липицы Тульской губернии в семье потомственного священника. Дед святого подвижника оставил по себе память как о человеке праведной жизни. Один из братьев архиепископа Илариона был священником, другой – епископом (119, 379). Сам он с детства привык часто бывать в церкви, помогать при богослужении, читать и петь на клиросе – говоря словами праведного Иоанна Кронштадтского, с малолетства «жил в Церкви».
После смерти жены отца Алексия Троицкого его осиротевших детей воспитывала тетя, учительница церковноприходской школы. Возможно, именно благодаря этой женщине Володя Троицкий сызмальства полюбил учебу и всегда стремился к знаниям. Однажды он, в ту пору пятилетний мальчик, взяв с собой младшего братишку, пешком отправился в Москву учиться. Когда же малыш устал и расплакался, Володя сказал ему: «Ну и оставайся неученым» (120, 169). Разумеется, маленьких искателей знаний быстро вернули домой. В этом вроде бы бытовом эпизоде сполна проявились черты, отличавшие святого Илариона на протяжении всей его жизни, – целеустремленность и мужество. Именно они стали основой той непоколебимой стойкости, которую он проявлял во время заключения в тюрьмах и лагерях.
По окончании с отличием Тульского духовного училища, а затем духовной семинарии Владимир Троицкий поступил в Московскую духовную академию, которую закончил в 1910 году со степенью кандидата богословия. В 1913 году за свою магистерскую диссертацию «Очерки из истории догмата о Церкви» он получил не только степень магистра богословия, но и премию митрополита Московского Макария, что свидетельствовало о том, сколь высокую оценку получил его богословский труд.
Молодого богослова ожидали ученые и преподавательские труды. Однако душа его стремилась к иному – к монашеской жизни. 28 марта 1913 году в пустыни Святаго Духа Параклита, находившейся близ Троице-Сергиевой Лавры, Владимир Троицкий принял монашеский постриг с именем Иларион. В апреле того же года его рукоположили во иеродиакона, а в начале июня – во иеромонаха. 30 мая иеродиакон Иларион был назначен инспектором Московской духовной академии и уже в июле возведен в сан архимандрита. В декабре 1913 года он был утвержден в звании экстраординарного профессора по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. Современный читатель может сделать вывод, что архимандрит Иларион «сделал стремительную и блестящую карьеру». Однако он всегда был чужд честолюбивым мечтам и о своей инспекторской деятельности «вспоминал, как о каком-то кошмаре, почти равном по тягости тюремному заключению» (119, 391), отвлекавшем его от той тихой монашеской жизни, к которой он стремился всей душой. Тем не менее он воспринял свое назначение на инспекторскую должность как послушание, выполнение которого для него, монаха, обязательно.
Священномученику Илариону принадлежит фраза, ставшая крылатой: «вне Церкви нет спасения». Тема Церкви и жизни в ней являлась ключевой в его творчестве. Вот некоторые из его высказываний, звучащие в настоящее время не менее злободневно, чем в те времена, когда они были написаны: «С гордостью говорит наш современник: «богат есмь и обогатихся и ни в чем не имею нужды; но не знает он того, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Апок. 3, 17). И все это потому, что вера Христова перестала быть жизнью, что не единому Богу поклоняются люди, а натворили себе несчетное множество кумиров, кумиров бездушных, которые не могут одухотворить жизнь и сделать ее содержательной. Идолы все больше и больше вытесняют Христа из жизни людской. Все, касающееся веры, все более становится в наши дни «частным делом», даже таким… которому нет и быть не должно никакого места в жизни. В наши дни христианство проявляется только как личное потаенное благочестие, но совсем оскудела христианская жизнь. Христианская жизнь возможна только в Церкви; только Церковь живет Христовой жизнью…» (119, 384).
Архимандрит Иларион не просто пассивно констатировал печальный факт того, что в современном обществе все более и более оскудевает истинная вера, растет увлеченность всевозможными псевдохристианскими лжеучениями. Он боролся за души людей, прежде всего – своим пастырским словом. «Его проповеди звучали с церковного амвона, словно колокол, призывая народ Божий к вере и нравственному обновлению» (120, 169). Когда же на Поместном Соборе 1917 – 1918 годов встал вопрос о восстановлении Патриаршества, именно архимандрит Иларион произнес положившую конец спорам вдохновенную речь о необходимости избрания Первоиерарха Русской Православной Церкви: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? … в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью постановит снова Московского Патриарха на его законное, неотъемлемое место. И когда под звон московских колоколов пойдет Святейший Патриарх на свое историческое священное место в Успенском соборе, будет тогда великая радость на земле и на небе» (74, 25). «Мы не можем не восстановить Патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой поместной Церкви» (74, 26). На наш взгляд, в том, что в 1917 году Патриаршество было восстановлено и Первоиерархом Русской Православной Церкви стал святитель Тихон (Беллавин), была заслуга и архимандрита Илариона, выступление которого прозвучало как голос Церкви и заставило замолчать противников Патриаршества (119, 402).
Архимандрит Иларион был «человеком Церкви» – он жил в ней, он защищал ее, стремился к ее укреплению. С приходом к власти богоборцев и началом гонений на Церковь он разделил и ее страдания. В марте 1919 года он был арестован и провел в тюрьме около трех месяцев. После освобождения 25 мая 1920 года святой Иларион был хиротонисан во епископа Верейского, викария Московской епархии. Архиерейство стало для него крестным путем. По словам биографа епископа Илариона и его соузника по Соловецкому лагерю протоиерея Михаила Польского, «за время своего святительства он не имел и двух лет свободы» (3, 133).
22 марта 1922 года епископ Иларион был арестован и на год выслан в Архангельск. Из его писем периода ссылки следует, что в Архангельске он установил хорошие отношения с владыкой Антонием (Быстровым), впоследствии пострадавшим за помощь ссыльному духовенству. Святой Иларион служил в соборе, а также в церкви, находившейся недалеко от дома, где он снимал комнату. В письмах знакомым он тепло отзывался о гостеприимстве архангелогородцев, угощавших его пирогами с северной рыбой и ягодами, и даже шутил, что никогда в жизни не едал столько пирогов. Немного позднее, из Соловецкого лагеря, он писал женщинам, которые помогали ему в архангельской ссылке: «Архангельский год мне памятен, и я часто его вспоминаю. Вспоминаю с благодарным чувством и всех добрых архангелогородцев…» (119, 409 – 429). Попытки ГПУ в чем-либо обвинить владыку Илариона и продлить срок его ссылки оказались безуспешными. В 1923 году он вернулся в Москву. В Москве святой Иларион был возведен в сан архиепископа и стал ближайшим сподвижником Патриарха Тихона.
В это время особую опасность для Православной Церкви представлял обновленческий раскол, который поддерживался богоборцами, стремившимися «разделять и властвовать». Ряд обновленцев активно сотрудничали с ГПУ, расправляясь таким образом со своими противниками. Так, протоиерей-обновленец Александр Введенский стал виновником гибели Петроградского митрополита священномученика Вениамина. Владыка Иларион был сторонником компромиссов с властью, «если за счет этих компромиссов можно было отстоять чистоту Православной веры и нанести удар тем, кто представлял главную опасность для Церкви изнутри». Опасность обновленчества он видел в том, что оно вело к внутреннему разрушению Церкви, к подмене ее еретическим сообществом, которое именовалось Церковью лишь на словах (85, 296 – 297).
Архиепископ Иларион вел с обновленцами непримиримую борьбу. Он неоднократно участвовал в публичных диспутах с их лидером Александром Введенским. Несмотря на то, что Введенский отличался красноречием и умел увлечь за собой слушателей, в спорах с архиепископом Иларионом этот обновленческий вития всегда оказывался побежденным. Именно архиепископ Иларион настоял на том, чтобы в случае возвращения раскаявшихся обновленческих священнослужителей в Православие принимать их именно в том сане, который они имели до отступничества, а обновленческие храмы освящать заново как бывшие еретические (85, 304). Этим подчеркивался еретический характер обновленчества и безблагодатность его иерархии. Неудивительно, что обновленцы ненавидели святителя Илариона и стремились любой ценой уничтожить столь бесстрашного и опасного для них человека.
В декабре 1923 года владыка Иларион был арестован и приговорен к трем годам заключения. Отбыв срок заключения в Кемском лагере, он оказался в Соловецком лагере особого назначения. По воспоминаниям протопресвитера Михаила Польского, оказавшись в Кемлаге, он сказал: «Отсюда живыми мы не выйдем» (3, 133). Эти слова оказались пророческими – уже никогда святому Илариону не суждено было увидеть свободы.
В период своего первого заключения в Соловецком лагере владыка Иларион занимался ловлей рыбы и починкой сетей на Филимоновой тоне, был лесником, а также сторожем в Филипповой пустыни. Об этом периоде его жизни существует много воспоминаний, принадлежащих различным лицам. Все они сходятся в одном – заключение не сломило владыку Илариона. Он оставался тем же приветливым, доброжелательным человеком, умевшим добрым словом, а то и шуткой утешить и ободрить любого отчаявшегося и унывающего и смирить того, в ком замечал тайную гордыню. По словам отца Михаила Польского, «он был заклятый враг лицемерия. В «артели Троицкого» (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло на Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта не стоит. А тем более думать о себе больше, чем ты есть на самом деле» (3, 130). «Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительны. Он был самой популярной личностью в лагере среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент или профессор знали его… при всем том, что епископов было много и были старейшие и не менее образованные. Его знали «шпана», уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить» (3, 129). Святого Илариона уважало даже лагерное начальство. По воспоминаниям писателя Бориса Ширяева, также бывшего узника Соловецкого лагеря, «владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда нужно было добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в одной роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных чинов на хозяйственные работы, где они показали большую честность» (121, 68). Однако, добиваясь льгот для других, владыка Иларион не просил ничего для себя. Когда ссыльное духовенство избрало его своим главой, он отказался (122, 93). «Ни на какие оскорбления окружающих он никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и таким образом ему все служило ко благу» (119, 429). Все, что имел, он охотно отдавал нуждающимся, так что «кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом» (3, 128). И в лагере, среди лишений и унижений, он оставался настоящим монахом – кротким, смиренным и нестяжательным – и был или казался веселым. «А что значит Иларион? Веселый», – писал он родным еще в ту пору, когда только стал монахом (119, 391). О том, какой ценой давалась эта «веселость» человеку, заведомо знавшему, что конец его будет мученическим, можно лишь догадываться…
Кротость святого Илариона вовсе не являлась следствием его робости. По воспоминаниям знавших его лиц, он был человеком редкой смелости. Так, отец Михаил Польский писал, что, когда они вместе с ним оказались в Кемлаге, туда пришла весть о смерти Ленина. Лагерное начальство приказало всем заключенным почтить память «вождя мирового пролетариата» вставанием и пятью минутами молчания. Этому приказу подчинились все обитатели лагерного барака, кроме владыки Илариона и последовавшего его примеру отца Михаила. Его уговаривали подчиниться под предлогом того, что «все-таки великий человек был этот Ленин». «А Владыка говорил: «подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество» (3, 129).
Владыка Иларион не испытывал ненависти к своим гонителям. Так, однажды он спас комиссара Соловецкого особого полка Петра Сухова, отправившегося вместе с товарищами на охоту за морским зверем и попавшего в шугу. Никто, кроме святого Илариона, не решился, рискуя жизнью, отправиться в карбасе на выручку человеку, в котором заключенные видели врага – гонителя и богоборца. По свидетельству очевидца этих событий Б. Ширяева, комиссар, спасенный святителем Иларионом, уверовал в Бога (121, 71).
Летом 1925 года Владыка Иларион был переведен из Соловецкого лагеря в Ярославскую тюрьму. Это было связано с тем, что богоборческая власть готовилась произвести в Церкви очередной раскол. Чтобы обеспечить новой авантюре как можно больший успех, в нее требовалось втянуть архиерея, пользовавшегося уважением и авторитетом. Власти надеялись, что смогут склонить к участию в ней епископа Илариона. С Владыкой дважды встречался начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. А. Тучков, занимавшийся церковными делами, сулил свободу, возвращение в Москву. Однако святой Иларион отказался поддержать врагов Церкви. В разговоре с одним заключенным епископом он выразил свою позицию в следующих словах: «Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю» (120, 173). В результате он получил новый срок и весной 1926 года вновь оказался в Соловецком лагере. Впрочем, его испытания на этом не кончились. В июне 1927 года его перевезли в Москву для переговоров с руководителем поддерживавшегося ГПУ «григорианского» раскола архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским). «Последний в присутствии светских лиц упрашивал архиепископа Илариона… возглавить все более терявший значение григорианский «высший церковный совет» (120, 173). Ему сулили свободу, митрополичий белый клобук. Владыка Иларион знал, что ждет его в случае отказа, но не предал Церковь. Более того, он пытался образумить архиепископа Григория, однако, поняв безуспешность своих усилий, сказал ему: «Хотя я и архипастырь, но вспыльчивый человек, очень прошу вас уйти, ведь я могу потерять власть над собой» (120, 173). Так же бескомпромиссен он был в отношении всех остальных расколов и поддерживал законного заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). «Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения» (120, 173), – писал он. Когда после выхода в свет известной «Декларации» митрополита Сергия часть духовенства обвинила его в сотрудничестве с богоборческой властью и отступила от него, владыка Иларион поддержал действия митрополита: «Какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают и за собой других тащат» (120, 173). Возможно, он, как и владыка Сергий, понимал, «что паства отошла, что она… не идет защищать своих пастырей… но что дети, внуки этих «строителей коммунизма» все равно возопят потом к Богу, и он хотел… чтобы им было куда прийти, чтобы были храмы, в которых была бы благодатная служба, в которых учили бы Православной вере, а не какой-то обновленческой абракадабре» (88, 400). Именно поэтому он и поддержал митрополита Сергия, пытавшегося ценой компромисса с властью спасти Русскую Православную Церковь от окончательного уничтожения.
Когда непреклонность епископа Илариона стала очевидна властям, он был приговорен к пожизненной ссылке в Казахстан. Началось его последнее, мучительное странствие по тюрьмам, по этапу через всю Россию. В Петроградскую тюрьму он был привезен тяжело больным сыпным тифом. Там он окончательно слег и был помещен в тюремную больницу. В предсмертном бреду он говорил: «Вот теперь-то я совершенно свободен, никто меня не возьмет…» Последние слова священномученика Илариона напоминают предсмертные слова другого гонимого архипастыря – святителя Иоанна Златоуста, который, умирая, произнес: «Слава Богу за все». «Как хорошо! Теперь мы далеки от…» – таковы были последние слова умирающего владыки Илариона. Он скончался 28 декабря 1929 года.
По просьбе священномученика митрополита Серафима (Чичагова), возглавлявшего в то время Санкт-Петербургскую кафедру, власти разрешили забрать тело священномученика Илариона из тюремной больницы, чтобы похоронить его по-христиански на кладбище Новодевичьего монастыря. К ужасу людей, помнивших владыку Илариона высоким, богатырского сложения человеком, в гробу лежал истощенный седой старик (120, 175). Святому Илариону было всего сорок три года…
Память – 15 декабря/28 декабря, 27 апреля/10 мая
в Соборе новомучеников и исповедников Российских –
воскресенье 25 января или ближайшее после 25 января
Святой Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился 13 сентября 1886 года в селе Липицы Тульской губернии в семье потомственного священника. Дед святого подвижника оставил по себе память как о человеке праведной жизни. Один из братьев архиепископа Илариона был священником, другой – епископом (119, 379). Сам он с детства привык часто бывать в церкви, помогать при богослужении, читать и петь на клиросе – говоря словами праведного Иоанна Кронштадтского, с малолетства «жил в Церкви».
После смерти жены отца Алексия Троицкого его осиротевших детей воспитывала тетя, учительница церковноприходской школы. Возможно, именно благодаря этой женщине Володя Троицкий сызмальства полюбил учебу и всегда стремился к знаниям. Однажды он, в ту пору пятилетний мальчик, взяв с собой младшего братишку, пешком отправился в Москву учиться. Когда же малыш устал и расплакался, Володя сказал ему: «Ну и оставайся неученым» (120, 169). Разумеется, маленьких искателей знаний быстро вернули домой. В этом вроде бы бытовом эпизоде сполна проявились черты, отличавшие святого Илариона на протяжении всей его жизни, – целеустремленность и мужество. Именно они стали основой той непоколебимой стойкости, которую он проявлял во время заключения в тюрьмах и лагерях.
По окончании с отличием Тульского духовного училища, а затем духовной семинарии Владимир Троицкий поступил в Московскую духовную академию, которую закончил в 1910 году со степенью кандидата богословия. В 1913 году за свою магистерскую диссертацию «Очерки из истории догмата о Церкви» он получил не только степень магистра богословия, но и премию митрополита Московского Макария, что свидетельствовало о том, сколь высокую оценку получил его богословский труд.
Молодого богослова ожидали ученые и преподавательские труды. Однако душа его стремилась к иному – к монашеской жизни. 28 марта 1913 году в пустыни Святаго Духа Параклита, находившейся близ Троице-Сергиевой Лавры, Владимир Троицкий принял монашеский постриг с именем Иларион. В апреле того же года его рукоположили во иеродиакона, а в начале июня – во иеромонаха. 30 мая иеродиакон Иларион был назначен инспектором Московской духовной академии и уже в июле возведен в сан архимандрита. В декабре 1913 года он был утвержден в звании экстраординарного профессора по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. Современный читатель может сделать вывод, что архимандрит Иларион «сделал стремительную и блестящую карьеру». Однако он всегда был чужд честолюбивым мечтам и о своей инспекторской деятельности «вспоминал, как о каком-то кошмаре, почти равном по тягости тюремному заключению» (119, 391), отвлекавшем его от той тихой монашеской жизни, к которой он стремился всей душой. Тем не менее он воспринял свое назначение на инспекторскую должность как послушание, выполнение которого для него, монаха, обязательно.
Священномученику Илариону принадлежит фраза, ставшая крылатой: «вне Церкви нет спасения». Тема Церкви и жизни в ней являлась ключевой в его творчестве. Вот некоторые из его высказываний, звучащие в настоящее время не менее злободневно, чем в те времена, когда они были написаны: «С гордостью говорит наш современник: «богат есмь и обогатихся и ни в чем не имею нужды; но не знает он того, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Апок. 3, 17). И все это потому, что вера Христова перестала быть жизнью, что не единому Богу поклоняются люди, а натворили себе несчетное множество кумиров, кумиров бездушных, которые не могут одухотворить жизнь и сделать ее содержательной. Идолы все больше и больше вытесняют Христа из жизни людской. Все, касающееся веры, все более становится в наши дни «частным делом», даже таким… которому нет и быть не должно никакого места в жизни. В наши дни христианство проявляется только как личное потаенное благочестие, но совсем оскудела христианская жизнь. Христианская жизнь возможна только в Церкви; только Церковь живет Христовой жизнью…» (119, 384).
Архимандрит Иларион не просто пассивно констатировал печальный факт того, что в современном обществе все более и более оскудевает истинная вера, растет увлеченность всевозможными псевдохристианскими лжеучениями. Он боролся за души людей, прежде всего – своим пастырским словом. «Его проповеди звучали с церковного амвона, словно колокол, призывая народ Божий к вере и нравственному обновлению» (120, 169). Когда же на Поместном Соборе 1917 – 1918 годов встал вопрос о восстановлении Патриаршества, именно архимандрит Иларион произнес положившую конец спорам вдохновенную речь о необходимости избрания Первоиерарха Русской Православной Церкви: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? … в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью постановит снова Московского Патриарха на его законное, неотъемлемое место. И когда под звон московских колоколов пойдет Святейший Патриарх на свое историческое священное место в Успенском соборе, будет тогда великая радость на земле и на небе» (74, 25). «Мы не можем не восстановить Патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой поместной Церкви» (74, 26). На наш взгляд, в том, что в 1917 году Патриаршество было восстановлено и Первоиерархом Русской Православной Церкви стал святитель Тихон (Беллавин), была заслуга и архимандрита Илариона, выступление которого прозвучало как голос Церкви и заставило замолчать противников Патриаршества (119, 402).
Архимандрит Иларион был «человеком Церкви» – он жил в ней, он защищал ее, стремился к ее укреплению. С приходом к власти богоборцев и началом гонений на Церковь он разделил и ее страдания. В марте 1919 года он был арестован и провел в тюрьме около трех месяцев. После освобождения 25 мая 1920 года святой Иларион был хиротонисан во епископа Верейского, викария Московской епархии. Архиерейство стало для него крестным путем. По словам биографа епископа Илариона и его соузника по Соловецкому лагерю протоиерея Михаила Польского, «за время своего святительства он не имел и двух лет свободы» (3, 133).
22 марта 1922 года епископ Иларион был арестован и на год выслан в Архангельск. Из его писем периода ссылки следует, что в Архангельске он установил хорошие отношения с владыкой Антонием (Быстровым), впоследствии пострадавшим за помощь ссыльному духовенству. Святой Иларион служил в соборе, а также в церкви, находившейся недалеко от дома, где он снимал комнату. В письмах знакомым он тепло отзывался о гостеприимстве архангелогородцев, угощавших его пирогами с северной рыбой и ягодами, и даже шутил, что никогда в жизни не едал столько пирогов. Немного позднее, из Соловецкого лагеря, он писал женщинам, которые помогали ему в архангельской ссылке: «Архангельский год мне памятен, и я часто его вспоминаю. Вспоминаю с благодарным чувством и всех добрых архангелогородцев…» (119, 409 – 429). Попытки ГПУ в чем-либо обвинить владыку Илариона и продлить срок его ссылки оказались безуспешными. В 1923 году он вернулся в Москву. В Москве святой Иларион был возведен в сан архиепископа и стал ближайшим сподвижником Патриарха Тихона.
В это время особую опасность для Православной Церкви представлял обновленческий раскол, который поддерживался богоборцами, стремившимися «разделять и властвовать». Ряд обновленцев активно сотрудничали с ГПУ, расправляясь таким образом со своими противниками. Так, протоиерей-обновленец Александр Введенский стал виновником гибели Петроградского митрополита священномученика Вениамина. Владыка Иларион был сторонником компромиссов с властью, «если за счет этих компромиссов можно было отстоять чистоту Православной веры и нанести удар тем, кто представлял главную опасность для Церкви изнутри». Опасность обновленчества он видел в том, что оно вело к внутреннему разрушению Церкви, к подмене ее еретическим сообществом, которое именовалось Церковью лишь на словах (85, 296 – 297).
Архиепископ Иларион вел с обновленцами непримиримую борьбу. Он неоднократно участвовал в публичных диспутах с их лидером Александром Введенским. Несмотря на то, что Введенский отличался красноречием и умел увлечь за собой слушателей, в спорах с архиепископом Иларионом этот обновленческий вития всегда оказывался побежденным. Именно архиепископ Иларион настоял на том, чтобы в случае возвращения раскаявшихся обновленческих священнослужителей в Православие принимать их именно в том сане, который они имели до отступничества, а обновленческие храмы освящать заново как бывшие еретические (85, 304). Этим подчеркивался еретический характер обновленчества и безблагодатность его иерархии. Неудивительно, что обновленцы ненавидели святителя Илариона и стремились любой ценой уничтожить столь бесстрашного и опасного для них человека.
В декабре 1923 года владыка Иларион был арестован и приговорен к трем годам заключения. Отбыв срок заключения в Кемском лагере, он оказался в Соловецком лагере особого назначения. По воспоминаниям протопресвитера Михаила Польского, оказавшись в Кемлаге, он сказал: «Отсюда живыми мы не выйдем» (3, 133). Эти слова оказались пророческими – уже никогда святому Илариону не суждено было увидеть свободы.
В период своего первого заключения в Соловецком лагере владыка Иларион занимался ловлей рыбы и починкой сетей на Филимоновой тоне, был лесником, а также сторожем в Филипповой пустыни. Об этом периоде его жизни существует много воспоминаний, принадлежащих различным лицам. Все они сходятся в одном – заключение не сломило владыку Илариона. Он оставался тем же приветливым, доброжелательным человеком, умевшим добрым словом, а то и шуткой утешить и ободрить любого отчаявшегося и унывающего и смирить того, в ком замечал тайную гордыню. По словам отца Михаила Польского, «он был заклятый враг лицемерия. В «артели Троицкого» (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло на Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта не стоит. А тем более думать о себе больше, чем ты есть на самом деле» (3, 130). «Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительны. Он был самой популярной личностью в лагере среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент или профессор знали его… при всем том, что епископов было много и были старейшие и не менее образованные. Его знали «шпана», уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить» (3, 129). Святого Илариона уважало даже лагерное начальство. По воспоминаниям писателя Бориса Ширяева, также бывшего узника Соловецкого лагеря, «владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда нужно было добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в одной роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных чинов на хозяйственные работы, где они показали большую честность» (121, 68). Однако, добиваясь льгот для других, владыка Иларион не просил ничего для себя. Когда ссыльное духовенство избрало его своим главой, он отказался (122, 93). «Ни на какие оскорбления окружающих он никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и таким образом ему все служило ко благу» (119, 429). Все, что имел, он охотно отдавал нуждающимся, так что «кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом» (3, 128). И в лагере, среди лишений и унижений, он оставался настоящим монахом – кротким, смиренным и нестяжательным – и был или казался веселым. «А что значит Иларион? Веселый», – писал он родным еще в ту пору, когда только стал монахом (119, 391). О том, какой ценой давалась эта «веселость» человеку, заведомо знавшему, что конец его будет мученическим, можно лишь догадываться…
Кротость святого Илариона вовсе не являлась следствием его робости. По воспоминаниям знавших его лиц, он был человеком редкой смелости. Так, отец Михаил Польский писал, что, когда они вместе с ним оказались в Кемлаге, туда пришла весть о смерти Ленина. Лагерное начальство приказало всем заключенным почтить память «вождя мирового пролетариата» вставанием и пятью минутами молчания. Этому приказу подчинились все обитатели лагерного барака, кроме владыки Илариона и последовавшего его примеру отца Михаила. Его уговаривали подчиниться под предлогом того, что «все-таки великий человек был этот Ленин». «А Владыка говорил: «подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество» (3, 129).
Владыка Иларион не испытывал ненависти к своим гонителям. Так, однажды он спас комиссара Соловецкого особого полка Петра Сухова, отправившегося вместе с товарищами на охоту за морским зверем и попавшего в шугу. Никто, кроме святого Илариона, не решился, рискуя жизнью, отправиться в карбасе на выручку человеку, в котором заключенные видели врага – гонителя и богоборца. По свидетельству очевидца этих событий Б. Ширяева, комиссар, спасенный святителем Иларионом, уверовал в Бога (121, 71).
Летом 1925 года Владыка Иларион был переведен из Соловецкого лагеря в Ярославскую тюрьму. Это было связано с тем, что богоборческая власть готовилась произвести в Церкви очередной раскол. Чтобы обеспечить новой авантюре как можно больший успех, в нее требовалось втянуть архиерея, пользовавшегося уважением и авторитетом. Власти надеялись, что смогут склонить к участию в ней епископа Илариона. С Владыкой дважды встречался начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. А. Тучков, занимавшийся церковными делами, сулил свободу, возвращение в Москву. Однако святой Иларион отказался поддержать врагов Церкви. В разговоре с одним заключенным епископом он выразил свою позицию в следующих словах: «Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю» (120, 173). В результате он получил новый срок и весной 1926 года вновь оказался в Соловецком лагере. Впрочем, его испытания на этом не кончились. В июне 1927 года его перевезли в Москву для переговоров с руководителем поддерживавшегося ГПУ «григорианского» раскола архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским). «Последний в присутствии светских лиц упрашивал архиепископа Илариона… возглавить все более терявший значение григорианский «высший церковный совет» (120, 173). Ему сулили свободу, митрополичий белый клобук. Владыка Иларион знал, что ждет его в случае отказа, но не предал Церковь. Более того, он пытался образумить архиепископа Григория, однако, поняв безуспешность своих усилий, сказал ему: «Хотя я и архипастырь, но вспыльчивый человек, очень прошу вас уйти, ведь я могу потерять власть над собой» (120, 173). Так же бескомпромиссен он был в отношении всех остальных расколов и поддерживал законного заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). «Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения» (120, 173), – писал он. Когда после выхода в свет известной «Декларации» митрополита Сергия часть духовенства обвинила его в сотрудничестве с богоборческой властью и отступила от него, владыка Иларион поддержал действия митрополита: «Какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают и за собой других тащат» (120, 173). Возможно, он, как и владыка Сергий, понимал, «что паства отошла, что она… не идет защищать своих пастырей… но что дети, внуки этих «строителей коммунизма» все равно возопят потом к Богу, и он хотел… чтобы им было куда прийти, чтобы были храмы, в которых была бы благодатная служба, в которых учили бы Православной вере, а не какой-то обновленческой абракадабре» (88, 400). Именно поэтому он и поддержал митрополита Сергия, пытавшегося ценой компромисса с властью спасти Русскую Православную Церковь от окончательного уничтожения.
Когда непреклонность епископа Илариона стала очевидна властям, он был приговорен к пожизненной ссылке в Казахстан. Началось его последнее, мучительное странствие по тюрьмам, по этапу через всю Россию. В Петроградскую тюрьму он был привезен тяжело больным сыпным тифом. Там он окончательно слег и был помещен в тюремную больницу. В предсмертном бреду он говорил: «Вот теперь-то я совершенно свободен, никто меня не возьмет…» Последние слова священномученика Илариона напоминают предсмертные слова другого гонимого архипастыря – святителя Иоанна Златоуста, который, умирая, произнес: «Слава Богу за все». «Как хорошо! Теперь мы далеки от…» – таковы были последние слова умирающего владыки Илариона. Он скончался 28 декабря 1929 года.
По просьбе священномученика митрополита Серафима (Чичагова), возглавлявшего в то время Санкт-Петербургскую кафедру, власти разрешили забрать тело священномученика Илариона из тюремной больницы, чтобы похоронить его по-христиански на кладбище Новодевичьего монастыря. К ужасу людей, помнивших владыку Илариона высоким, богатырского сложения человеком, в гробу лежал истощенный седой старик (120, 175). Святому Илариону было всего сорок три года…